Культурный консерв

На днях я поняла, что если бы когда-нибудь мне пришло бы в голову написать роман, он несомненно был бы посвящен ESL классам. Конечно, я подозревала, что это будет нечто большее, чем изучение английского языка. Конечно, мои подозрения усилились после того, как я понаблюдала за теми, кто вместе со мной пришёл писать тест. Но того, насколько меня всё это тронет в действительности, я, конечно, не представляла.
То, что творится в нашем классе - это чистая драматургия. Психодраматургия. Каждый раз, возвращаясь домой, я думаю о них о всех, и мне становится жаль, что все эти сцены просто растворяются во времени, как после занятия растворяется в улице наша разношёрстная компания.
Я хожу туда, как в роман. Та концентрация абсурда, которая достигается при смешении несмешивающегося, ощущается мною грозовой тучей, и хотя я понимаю, что ничего такого не произойдет, мой мозг, отравленный книгами и кинофильмами, невольно раскрывает первую страницу, где находит список действующих лиц - Betty - Taiwanese in her sixties, Joanna - Polish in her late-thirties, Maria - Russian in her mid-twenties и далее по списку вплоть до нелепой, как и мы, Оливии, невесть зачем покинувшей английский дом XVI века, в котором она росла, чтобы в стране варваров являть собой нерушимый оплот британской словесности. Кажется, что малейшей встряски будет достаточно, чтобы этот Франкенштейн ожил для крови, любови и риторики... Хотя, пожалуй, в нашем случае придётся обойтись без риторики, и даже, я бы сказала, вопреки оной.
Я иду домой по парку и мысленно мну эту глину, и она принимает всё новые формы.

Anglicize me!

Мне ужасно нравится, что моя англичанка - англичанка. Во-первых, это позволяет мне как в старые добрые времена называть её англичанкой, что создаёт некую преемственность в моём освоении английского. Во-вторых, ей, как и мне, нравится копаться в языке, в частности отмечая многочисленные расхождения между британским и американским английским.
Мне было невероятно смешно наблюдать, как она в процессе обсуждения трудностей привыкания к милям после километров отметила, что в то время, как англичане говорят "kilomEters", американцы говорят: "kilOmeters", что было сказано точно в том же тоне, как если бы я сказала, что у нас принято говорить "километры", но безграмотные и дикие люди часто говорят "килОметры".
Такой тон она себе позволяет крайне редко, в остальное время я с восхищением отмечаю хвалёную английскую сдержанность, в то же время представляя, как она приходит вечером домой и несколько часов подряд не останавливаясь смеётся над всеми нашими злоключениями, время от времени смахивая слёзы огромным носовым платком, носить который её приучила её английская мама.
Например, когда Бетти, бабушка из Тайваня, неожиданно подошла, повернулась спиной и начала тыкать ей в глаза свой затылок, параллельно оживленно копаясь в своей шевелюре так, как будто она ищет вшей, англичанка Оливия и бровью не повела. Бетти между тем решила найти Бельгию на карте после разговора с Ариан, обнаружила её рядом с Германией и решила вот в такой скупой манере продемонстрировать швы, которые ей там наложили после падения. Объяснить, что происходит на английском, ей показалось тяжело, поэтому мы наблюдали пантомиму.

Хочу поделиться поразившим меня фактом: extravagant переводится как экстравагантный со многих любимых нами языков. Но парадокс! По-английски это означает сорящий деньгами, транжира без всякого оттенка причудливости и неординарности. Теперь я думаю, сколько раз я и, например, переводчики пусть не художественной литературы, но, скажем, кино, попадали в эту ловушку. Ведь и в голову не придёт полезть в словарь.

I hope the exit is joyful - and I hope never to return

Наконец добрались до выставки Фриды Кало в МОМе. Пробрало до самой глубины души. Прочитала в книжке, что Фрида очень легко сходилась с женщинами, женщины её очень любили. По-моему, я тоже её полюбила.
Фрида Кало говорила, что её зря причисляют к сюрреалистам, потому что она рисует не мир сновидений, а окружающую действительность. В любом другом случае такое заявление можно было бы списать на кокетство, но ведь как-то так и воспринимается её искусство. Это не кокетство, не позёрство, не жонглирование символами, не эпатаж, не желание самовыразиться, не урок, это действительно какая-то констатация факта. Боль просто устремляется в тебя непонятно откуда. Огромная тупая боль. ЧДА.

Они хороший

Вчера узнала любопытную вещь про марку сакэ "onikoroshi", что в переводе означает "убийца демонов". Как оказалось, демоны любят прокрадываться в дом, чтобы воровать там сакэ. А сакэ-оникороши - такое дрянное, что выпивший его демон непременно погибнет в страшных мучениях. Потом уже, много лет спустя, какой-то производитель сакэ решился назвать свой продукт оникороши, чем хотел показать, что его сакэ настолько хорошее, что укравшие его демоны попадают замертво от удовольствия.

My way

На вершине Баммера - гигантской инсталляции, представляющей собой хаммер, увеличенный в 10 раз (American Dream, как никак), встретили обаятельного и неуловимо-мафиозного нью-йоркца Майка. Он, конечно, не мафиозо никакой, работает в солидной финансовой комании, но всё же я запомнила его лицо по схожести с Фрэнком Синатрой.
Второй раз мы встретили Майка с фляжкой рома с колой на безумном DjDan-e ранним утром, где он рассказал нам о том, что где-то в дебрях пустыни он однажды посещал вечеринку a la russe: когда ты приближался к её месту проведения, все кричали тебе: "Убирайся, Fuck you!", но как только ты пересекал какую-то невидимую границу, тебя обнимали, наливали и обожали. Ну действительно, очень по-русски, по-московски.

No alarms and no surprises, please

Что нас раздражает, когда мы начинаем жить с новыми людьми? Например, то, что они перекладывают вещи с места на места или кладут своё барахло туда, где миллионы лет лежало наше. Или, причём без всякой задней мысли, предлагают выкинуть какую-то часть скопившегося хлама.
Голова устроена таким образом, что все эти мелочи, где что лежит и с какой стороны стоит, воспринимаются как фон, поэтому малейшее изменение положения предметов в пространстве заставляет нас задуматься над тем, над чем мы задумываться не привыкли и не должны. Мы не должны каждый день решать вопрос, где лежит зубная щетка, где находится кровать, с какой стороны дверца у холодильника, мы просто существуем на фоне всех этих предметов, и раздражаемся, если этот фон становится активым, пытаясь перетянуть на себя часть нашего внимания.
А когда нам хочется что-то поменять, мы можем переставить мебель и поразиться, насколько иным становится после этого наше бытиё.
К чему я это пишу? Пытаюсь ответить на неочевидный для меня вопрос, почему мне кажется, что мне не понравилось бы, если бы все весь год ходили бы в костюмах с Burning Man, ездили бы на Mutant Vehicles и нарядных великах. Потому что когда я иду по улице по делам, я не хочу, чтоб мой взгляд цеплялся за каждый объект. Потому что я не хочу, чтобы фон, каким бы не показалось оскорбительным это слово в данном контексте, владел моим сознанием постоянно.
Это как жить на Haight st в Сан-Франциско, здесь нельзя просто сходить в магазин за сметаной: хочешь ты этого или нет, но ты непременно встретишь какого-нибудь фрика, бомжа, хиппи-попрошайку, кто-то скажет тебе: "Привет, как дела?" или ещё как-нибудь обратит на себя моё внимание. И большую часть времени меня это адски раздражает.
Конечно, Нью-Йорк и Москва (где, кажется, можно кататься в метро на самокате одетым в форму наполеоновского солдата, будучи залитым кровью и слезами, с козлиным черепом подмышкой, и при этом остаться незамеченным) представляют собой другую крайность, но если выбирать из крайностей, то эта определенно мне ближе.

Не отвязать неприкрепленной лодки

Не передать фотографиями, что там происходит. Вот даже ни одного ночного фото нет..

American Dream

Вчера ночью мы вернулись с Burning Man. За полтора года моего знакомства с Америкой огромное количество людей успело рассказать про это мероприятие, что позволило мне заранее составить о нём своё в корне неверное мнение, которым я могла уже успеть с вами поделиться. Теперь же я как все: мои попытки объяснить, что это было, стали такими же беспомощными. И в целом они сводятся к мысли, что вам обязательно понравится, конечно, если вы можете терпеть лишения в области гигиены.
Обращаясь к притчам можно уподобить рассказы про Burning Man рассказам 50 000 слепых, трогающих слона. Помните такую? И если вы общаетесь с теми сотнями слепых, которые трогали хвост, то вы составите своё взвешенное представление о Burning Man, как о хвосте, что будет в корне неверно. И тоже самое произойдет, если я начну рассказывать, как я трогала зад слона. Поэтому я не буду даже пытаться.
Факты таковы: всё происходит в пустыне в штате Невада. Одна из основополагающих идей мероприятия Leave no trace. Все инсталляции, поселения, машины, всё исчезает без следа. Все что было остаётся только в твоей голове. Эта мысль как-то подспудно овладевает тобой, в результате даже я, любитель Photo-костылей для слабеющей памяти, практически не доставала фотоаппарат. С одной стороны, конечно, можно сказать, что я ищу изысканное оправдание тому, что мне лень было слезать с велосипеда и доставать фотоаппарат из пыленепроницаемого мешка, но честное слово, мне правда просто не хотелось дробить ту жизнь на кадры и делать какой-то crop наблюдаемых мной картин.
Тема Burning Man в этом году была American Dream. Но в принципе если не знать, можно и не догадаться. На фото инсталляция, которая, по-моему, попала в тему.
Я выложу свои три с половиной фотографии. И буду записывать какие-то вещи себе, чтоб не забыть. Какие-то частности, которые нельзя обобщить или примерить на себя, потому что ваш Burning Man будет совершенно иным.