Баня с пауками по углам

Пару лет назад мне выпала возможность бесплатно посещать психотерапевта. В то время мои представления о психотерапии и психоанализе совершенно не сочетались с идеей платы за услуги такого рода, но некий интерес у меня к этому делу был. Поэтому я немедленно воспользовалась предоставленным мне шансом, чтобы удовлетворить свое любопытство и предаться радостям антропологического туризма. 

Я могла выбирать из нескольких терапевтов. С точки зрения антропологического туризма, мой выбор пал на норвежца, потому что я хотела поглазеть на живого норвежца. Дальше этого дело у нас с ним не пошло, но я не сдалась и стала снова перебирать анкеты. 

На этот раз я решила подойти к делу более ответственно и выбрала настоящего профессионала, бельгийскую даму лет 60, главным достижением которой было то, что она являлась ученицей ассистентки Юнга. Я подумала, к черту благоразумие, пойду пялиться на ученицу ассистентки.

С чистым сердцем и разумом я отправилась в путь. Кроме выдающихся профессиональных заслуг, несомненным достоинством бельгийки было то, что она жила в соседнем доме.

Это была такая сильно, пугающе сильно, накрашенная женщина с короткой стрижкой и в очках на цепочке. В ее кабинете стояли индийские слоны и смердило ароматическими палочками. 

Всего мы встречались, наверное, раз 5, после этого я уехала обратно в Россию. И вот уже пару лет я время от времени размышляю над тем, что же тогда произошло. 

Ученица ассистентки не владела английским в совершенстве, как впрочем и я. Вместо подсознательного выбора слов, чаще речь шла об их вполне сознательном поиске. Все вопросы, которые она мне задавала, были абсурдны, все замечания, которые она мне делала, были бессмысленны. Но каждый раз мне становилось легче. И мне легче до сих пор.

Я пыталась как-то рационализировать этот опыт. Думала, что, возможно, роль сыграло то, что я говорила по английски, то есть рассказывала не ту историю, в которую История превратилась в ходе многократных рассказов, а извлекала события из памяти заново, в обход истории, в результате чего слышала себя иначе и вспоминала какие-то новые детали. Но это мало что объясняет по сути.

Сегодня я по совету К. прочитала "чуждую советской литературе" повесть Зощенко "Перед восходом солнца". Это очень необычное произведение, посвященное самопсихоанализу. Несмотря на "чуждость", в своем поиске Зощенко опирается на павловские рефлексы, пытаясь найти физиологическое, материалистическое объяснение своим неврозам. 

Пока я читала идейную часть, с которой я не очень-то и согласна, мне пришло в голову, что я слышала или читала, что сам факт обращения к воспоминанию, меняет это самое воспоминание. На физиологическом или биохимическом или черт его знает каком уровне. Мне показалось, что это может быть любопытно с точки зрения попытки объяснить, как работает психоанализ, психотерапия и тп. Если обращаясь к далеким воспоминаниям, забытым деталям, подавляемым образам, мы меняем их, то тогда такой метод как раз и должен быть эффективен. Как и сны, которые надергивают визуальные образы из разных воспоминаний, могут затрагивать какие-то потаенные уголки памяти, меняя их.

Я специально и демонстративно нашла и открыла вкладки, которые помогут мне разобраться, насколько то, что я слышала или читала и то, что я нафантазировала, соответствует действительности, но решила выйти из образа и сначала написать, а потом читать первоисточники.

Помимо идейной части, книга состоит из большого количества коротких воспоминаний, каких-то отдельных эпизодов, и.. Не знаю. Это сильно. И язык, и форма. Кроме того, там настойчиво фигурирует образ темной воды.

Образ темной воды, надо сказать, преследует меня и манит. Когда-то в зимней школе у нас были какие-то факультативные занятия по аутотренингу, на который я, уже будучи антропологическим туристом, разумеется, пошла. Для погружения в особое состояние предлагалось представлять, как твои ноги руки итп становятся теплыми и тяжелыми, теплыми и тяжелыми. У меня ничего не получалось. Тогда учитель сказал, что второй вариант - думать о темной теплой воде. Все оставшиеся занятия я даже не пыталась заняться аутотренингом, я лежала и думала о темной теплой воде. Это было очень странное состояние. Я и сейчас перед сном иногда думаю о ней.

Теплая темная вода - это конкретное место. Его больше нет. Это был песчаный карьер на даче под Питером. Когда я была там в прошлом году, я не пошла даже смотреть на то место, где он был, узнав, что его уничтожили. Теплая темная вода останется такой, какая она в моей памяти.

Теплая темная вода не покой и не беспокойство, это не негативный и не позитивный образ. Просто некое состояние.

Первое же мое воспоминание было падение в фонтан. Вижу, вода и меланхолия преследуют не только Зощенко.

Я пыталась найти картинку теплой темной воды у себя в архивах. Ее нет. Я вставила какое-то случайное подпитерское болото. Но пока я искала, я поняла, что антонимом "темной воды" является ни что иное, как "белые пески".

Чертовы белые пески. Эта главная обсессия последних лет.

Вот так, Маша, вот так. Сначала табу на заметки о работе было нарушено, а теперь еще и до души опустилась!